Южный ветер. Ясный день (Красная Фудзи) Предложить название

Кацусика Хокусай - Южный ветер. Ясный день (Красная Фудзи) 

1832, 24.4?35.6 см • Гравюра, Дерево

Описание работы «Южный ветер. Ясный день (Красная Фудзи)»

В почтенном 70-летнем возрасте Хокусай начинает работу над серией ксилографий, которые станут каноническими и для его творчества, и для классической японской гравюры в целом. В цикл «36 видов Фудзи» вошли две из наиболее известных во всем мире его работ – «Южный ветер. Ясный день», также известная как «Красная Фудзи», и «Большая волна в Канагаве».

Серии суждено было стать культовой: у нее появились последователи среди современников Хокусая, ею вдохновлялись и в ХХ веке. В 60-х годах 19 века еще один мастер японской гравюры укиё-э Утагава Хиросигэ создал одноименный цикл «36 видов Фудзи». А в 1985 году вышла повесть американского фантаста Роберта Желязны «24 вида горы Фудзи кисти Хокусая», основная фабула которой построена на паломничестве женщины, ожидающей скорую смерть, по местам, запечатленным на гравюрах мастера. 

36 и 10

Первоначально в серию вошли 36 гравюр, на которых священную для японцев гору можно было лицезреть с наиболее удачного ракурса: если смотреть на нее со стороны столицы Эдо (нынешнего Токио). Эти листы получили название «омотэ Фудзи» («с лицевой стороны»).

После ошеломительного успеха цикла издательство решило продолжить серию, и свет увидел еще 10 листов, на которых Фудзияма зафиксирована главным образом с западного склона – «ура Фудзи» («с обратной стороны»). История умалчивает о причинах, по которым на них появляется существенное отличие: на дополнительных 10 листах контуры объектов обозначены черным цветом, в отличие от первоначальных гравюр, где объекты обрисованы темно-синим.

Еще одна особенность всей серии в целом – при ее создании использовался особый оттенок синего цвета, который носил название «Берлинский индиго». В то время это был новый пигмент, завезенный в Японию голландскими купцами.

Святая простота

На самом деле, невзирая на название цикла, самостоятельно священная гора появляется всего на двух гравюрах. «Красная Фудзи» – одна из них (а вот и вторая). На всех остальных ее заснеженный пик является живописной декорацией, на фоне которой разыгрываются либо повседневные сценки из жизни разных сословий и бушуют стихии, либо разворачиваются еще более живописные ландшафты с участием представителей мира животных.

Казалось бы, что такого сверхъестественного изобразил Хокусай на этой гравюре, что отпечатки с нее хранятся в лучших собраниях мира, таких как Британский музей в Лондоне, Метрополитен в Нью-Йорке, Художественном музее Индианаполиса и других?

Это самая лаконичная из всех гравюр Хокусая, квинтэссенция японского минимализма. Ничего лишнего: буквально несколько цветов, пара объектов в фокусе – лишь одинокая гора и небо, да перистые облака на подпевках. Все элементы обозначены этюдно, символично, словно художник намеренно поставил себе цель отобразить задуманное минимально возможным набором средств.

У моря стояла гора Фудзияма

Глядя на работу с высоты нашего века, осознаешь, насколько она опережает свое время. «Красная Фудзи» могла бы быть представителем модерна, что неудивительно, ведь истоки ар-нуво плотно вросли корнями в японское изобразительное искусство. В том, как одиночными штрихами покрывают подножие спящего вулкана поросли хвойного леса, отчетливо считывается дыхание импрессионизма (но и в его рождении на свет не обошлось без вмешательства японской гравюры).

В своей геометрической и цветовой чистоте гравюра Хокусая приближается даже к художественным идеалам супрематистов, а иллюзорность сновидческого пейзажа отдает сюрреализмом. Но, какой бы фантасмагорической ни казалась красная гора, ее вид – не вымысел и не прихоть мастера.

Дело в том, что именно такой предстает она при условиях, упомянутых в названии гравюры. Ранней осенью, когда небо чисто и ветер дует с юга, восходящее солнце окрашивает Фудзияму в багровые цвета. И этот переходный миг между ночью и днем, сменой сезонов, сном и явью, искусно схваченный Хокусаем, делает «Красную Фудзи» такой притягательной и почти такой же парадоксальной, как «Черный квадрат» Малевича.

Автор: Наталья Азаренко